Автор: С.Ф.Орешкова
Турция – это страна, которая прошла в направлении европеизации самый длительный, среди мусульманских стран, путь самостоятельного развития. Еще в 60-е годы XIX в. А.К. Казем-бек, один из основоположников российской османистики, писал: «Турция много и очень много позаимствовала… у Запада и усвоила (подчеркнуто мною – С.О.), хотя еще не вполне сознательно».
В силу геополитических условий своего развития османское государство с самого начала своего существования имело тесные контакты с европейскими народами и европейской цивилизацией. Были контакты разного рода с Византией, балканскими странами, позднее с Южной и Центральной Европой и, наконец, с Западной Европой и Россией. Нельзя забывать, что пределы этого государства в период его наивысшего территориального расширения доходили до Вены, Мальты, украинской Подолии. Они включали в себя около полусотни современных национальных государств, в том числе и десятки европейских. Завоевав Византию и европейские народы Юго-Восточной Европы, османы заимствовали многое из бытовой культуры, социально-экономической организации, системы управления, свойственных христианско-европейскому миру. Однако все эти заимствования были облечены в исламскую оболочку и развитие региона пошло по иному цивилизационному пути. Некоторые характерные черты этого цивилизационного развития можно выделить. Прежде всего это сильная государственная власть, строящая общество, а также контроль государства и исламских религиозных структур за всеми проявлениями социальной деятельности. Отсюда характерная для Османской империи строгая регламентация всего – размеров рентно-налоговых сборов, цен на рынках, доходов торговцев и ремесленных производителей, товаро-потоков в стране, возможных путей социальной мобильности, даже размеров взяток, ростовщического процента (запрещенный Кораном, он все же допускался, но лишь в размере до 20%), одежды тех или иных групп населения и т.п. Огромная и четко функционировавшие в первые века своего существования светская и религиозная бюрократические машины, контролировавшие все эти проявления, привели в конце концов к застою в общественном развитии страны и отставанию ее от европейского уровня.
Религиозные тиски и религиозная регламентация – это черты, свойственные не только исламу. Вспомним, что Европа шагнула вперед только после того как сумела заставить папскую власть отказаться от притязаний на светское правление, а в ряде стран в результате реформации, т.е. разрыва с папством. В России Алексей Михайлович сумел преодолеть цезарианские претензии Никона, а Петр I, создав Синод, ввел церковь в государственную структуру. В последние годы существования Византии религиозный контроль способствовал социальному застою и её, как и Османскую империю в XIX в., называли «больным человеком» Европы.
В Османской империи весь XVII в. прошел под ностальгическим стремлением вернуть страну в «золотой век» Сулеймана Великолепного, т.е. удержать достижения того времени, касающиеся социальных отношений, управленческой практики, внешнеполитических устремлений и т.п. Однако несмотря на усилия властей кризис нарастал и его прекрасно чувствовала интеллектуально наиболее продвинутая часть общества. Об этом свидетельствуют те десятки социально-дидактических (как их назвала А.С. Тверитинова) трактатов, рисале (или, по аналогии с Россией, челобитных подаваемых властям), которые дошли до нас от того времени.
В конце XVII и начале XVIII в. появляется интерес к Западу, его достижениям в технологии и военной сфере, мануфактурному производству, образу жизни и т.п. И вот в этот период в стране начинают действовать люди, выходцы как из светской бюрократии, так и религиозной среды, которые поняли необходимость перемен и усвоения нового. Особенно яркая плеяда их собралась вокруг великого везира Амджа-заде Хюсейна-паши, подписавшего от имени султана Карловицкие мирные договоры (1699), положившие конец войне со Священной Лигой (создана в 1684 г.). Порта впервые пошла на территориальные потери (Морея, Азов, Подолия, венгерские земли). Это требовало от османских подписантов мира большого мужества, но они понимали, что стране явно необходима была мирная передышка. Как Амджа-заде (везир из семейства Кёпрюлю – 1697–1702), так и особенно Рами Мехмед-паша, реис-эфенди в период Карловицкого конгресса и великий везир в 1703 г., были наиболее активными проводниками новой политики – мира с соседями, упорядочения налоговых сборов и тимарной системы, создания условий для восстановления разоренных войной балканских областей, строительства мануфактур (прежде всего обслуживающих армию), перевооружения, сокращения и реорганизации отдельных разрядов османских вооруженных сил, в том числе реформы флота и т.п. Все эти мероприятия поддерживал и примирял с религиозными представлениями того времени шейх уль-ислам Фейзуллах-эфенди (1695–1703). Он был ранее воспитателем султана Мустафы II (1695–1703), имел влияние на своего подопечного, и фактически именно он формировал султанское окружение. Вот этот незаурядный человек (как писал П.А. Толстой, тогдашний посол России при султанском дворе, он «всякое дело в конец знает своим рассудком» РГАДА, ф. 89, Оп. 1, 1703, д. 3, л 45 об.), имевший власть и авторитет, будучи шейх уль-исламом, оказался вдохновителем преобразований в стране, но он же их и погубил. В 1703 г. начался бунт янычарских частей и стамбульской черни, поддержанный всеми стамбульскими жителями, недовольными длительным пребыванием султанского двора вне столицы (в Эдирне). Главной фигурой, против которой было направлено недовольство восставших оказался Фейзуллах, отличавшийся непомерным гонором, сребролюбием, протекционализмом (на все высшие религиозные должности назначал своих родственников, чужие же могли получить пост лишь за большую взятку). Произошла смена султана и всего его окружения. Первые 10 лет царствования нового султана Ахмеда III знаменуются жесточайшими расправами с теми, кто как-то был связан с бунтовщиками. Наблюдатели говорят о нескольких десятках тысяч убитых. Турецкий историк А.Н. Курат видит в этих убийствах (и в период бунта и после него) главную причину того, что в первых десятилетиях XVIII в. в Османской империи не выдвинулось ни крупных государственных деятелей, ни способных полководцах. Было уничтожено то поколение, которое пыталось сверху реорганизовать страну. Спокойный эволюционный путь самостоятельного приспособления страны к новым условиям существования и преодоления векового застоя оказался закрытым. Новшества в жизни верхушки османского общества стали проявляться в строительстве загородных дворцов, разведении тюльпанов, бытовой роскоши и украшениях («период тюльпанов» – ляле деври, Ахмеда III), что вызвало новый бунт 1730 г., возведение на трон нового султана и новую расправу с мятежниками. Позднее все изменения, вводимые в стране, стали представляться не как развитие чего-то ранее существовавшего, а, как слом, как некая вестернизация, европеизация, модернизация по европейскому образцу. Вершиной ее стал так называемый танзимат, провозглашенный султанским хатт-и шерифом 1839 г. Выросло новое европеизированное поколение государственных деятелей, проводившее реформы в стране. Религиозные же деятели и структуры оказались оттесненными от этой деятельности, и более того, стали их противниками.
Современные турецкие историки констатируют, что ислам в современной Турции не един. Есть официальный ислам, или ислам медресе, ислам Книги, высокий ислам. Это всегда политизированный ислам. Он освещал османскую имперскую структуру, а как пишет А.Я. Оджаи, был «представлен в центральной власти», а в период реформ XIX в. постепенно, не без борьбы, сдавал свои позиции. Именно с ним вели борьбу республиканские власти при Кемале Ататюрке. И прежде всего против него было направлено положение недавних турецких конституций о запрете использовать религию в политической борьбе. Он понес наибольшие потери в процессе европеизации Турции, но сейчас, когда исламистские партии побеждают в политической борьбе, берет реванш.
Вторая разновидность ислама – это мистический ислам, ислам обителей, текке, завие, различных орденов, толков и т.п. Он связан как с высшими, так и низшими слоями османского и современного турецкого общества. В Османской империи некоторые из этих толков были близки с центральной властью, но их учения не становились политической идеологией. Многие представители чиновничества (калемийе) были связаны с различными суфийскими тарикатами. Известно, что некоторые из тарикатов имеют много шиитских черт, но размежевание между суннитами и шиитами все-таки было завершено еще в XVI в., тогда произошли миграционные сдвиги, и в настоящее время алевитов Турции шииты Ирана своими не считают.
Мистический ислам различных толков в Турции хорошо структурирован и продолжает до сих пор существовать как бы альтернативно высокому исламу, создавая в стране сложную религиозную мозаику. Очевидно, временами это облегчало деятельность реформаторов. Так вместе с уничтожением янычарского корпуса и других подобных военных подразделений был ликвидирован орден бекташи, связанный с этими воинскими образованиями. Другие тарикаты не пострадали и за физически и организационно уничтожаемых единоверцев не вступились.
Существование множества различных тарикатов усложняло и усложняет сейчас социальную жизнь страны, создавая некий порою невидимый фон, глубоко проникший в турецкое общество, влияя на его умонастроение. По своим политическим пристрастиям тарикаты очень различны, некоторые из них связаны с ультралевыми организациями, другие с исламским терроризмом, есть и носители глубокой суннитской ортодоксии.
Как правило, они не афишируют ни своих пристрастий, ни своей деятельности. Сейчас те исламисты, что пришли к власти, озабочены тем, чтобы как-то легализовать ту религиозную мозаику, которая существует в стране. Но это очень сложная проблема и она тесно связана не только и не столько с чисто религиозными проблемами, сколько с тем мировоззрением, которое царит среди широких народных масс. Наличие низового, народного ислама, турецкие историки считают третьей разновидностью ислама.
Для широких народных масс ислам – это образ жизни, форма поведения, бытовая культура, восприятие своих и чужих и та организующая сила, которая сплачивает их общество.
Преобразования европейского образцы в свое время обострили ту пропасть, которая лежала и лежит сейчас между образованным слоем турецкого общества и широкими народными массами. Кемалисты, несмотря на свои огромные успехи в стране и свой авторитет, пока еще сохраняющийся в обществе, не сумели преодолеть этого разрыва. В 20–30-е годы в этом плане предпринимались большие усилия. Вспомним создавшиеся тогда «турецкие очаги», «народные дома», «народные комнаты», «сельские институты». Этим НРП создавала новые каналы идейного воздействия на население. Именно они позволяли ей держать под своим влиянием значительную часть народных масс. Позднее функционирование таких организаций явно ослабло. Внешние успехи в развитии страны и межпартийная политическая борьба отвлекали партии от идеологической борьбы за народные массы. Это упущение использовали религиозные силы, снова поднимая свой авторитет (особенно используя благотворительные традиции, свойственные исламу, а тарикаты, в том числе и экстремистки настроенные, широко привлекая молодежь, не находящую себе достойного места в жизни). Примечательно, что ислам, как мне представляется, больше, чем в самой стране, стал играть некую объединяющую роль среди тех масс турецкого общества, которые уезжали на заработки в Европу. Другого связующего элемента у них не было.
Европеизация, унификация мира (глобализация, как теперь принято говорить), западное превосходство, необходимость некого догоняющего развития, ломали естественный ход развития исламской цивилизации. Та внутренняя борьба, что шла в Османской империи в последние 2 – 2 с половиной столетия ее существования, отвергла многие достижения исламской цивилизации, но сохранились народные надежды с ней связанные, а потому начинается некий новый виток развития этой цивилизации. Европа в этом плане играла отрицательную роль. Вспомним опять османский опыт. После Крымской войны европейские страны усилили давление на правящие круги своей недавней союзницы и побудили их более радикально подойти к проблеме реформ. В результате, как писал уже цитированный мною А.К. Казем-бек, эта политика оттолкнула страну лет на 50 назад. Новые реформы помогли «умирающему давно оттоманскому правительству, благодаря попечению… европейских держав ныне опять оживающему». Народ же, ранее «довольно продвинувшийся вперед к пределам цивилизации…опять на несколько лет отскочил назад в объятия фанатизма».
Ислам – это последняя по времени из возникших в человечестве мировых религий. Он охватил огромный регион, геополитически представленный в момент его распространения соприкосновением оседлого и кочевого миров, и организационно как бы подтянул эту человеческую периферию до уровня высших социальных и культурных достижений своего времени. Как любая догоняющая структура он склонен к регламентации, централизации управления, обособлению от чуждых ему структур и обществ (османская миллетная система являет классический пример такого обособления). Огромные исламские империи – арабские, иранские, Могольская, Османская, определяли столетиями историю своих регионов. Европейский колониализм, прямо или опосредованно как в османском случае, вовлек их в другое цивилизационное русло, которое, однако, не сумело вместить в себя всей глубины их обществ. Сейчас мы наблюдаем возрождение из этих глубин «новой» исламской составляющей этих обществ. Этот процесс идет во всех исламских обществах и, очевидно, он закономерен и, более того, необходим. Легализация ислама, как политической силы, его участие в общественной жизни, выход из полулегального существования исламских сект – это то, о чем говорят и на чем пытаются строить свою политику современные турецкие исламисты. Османский опыт здесь может служить неким предостережением. Ислам, как и любая религия, может быть двигателем духовного и социального развития, если он не переходит определенные рамки, не подминает под себя все другие общественные составляющие, а выступает как во многом определяющий, но все же лишь как один из элементов того, что мы называем гражданским обществом. Фанатизм, а нередко и невежество, которое мы наблюдаем повсеместно в широких слоях религиозной касты, могут толкать общество не только к мелочной идентификации (ношение платков и т.п.), но и к глубокому регрессу. Османский опыт здесь может служить как предостережением, так и надеждой на успешное обновление.
