Аналитика

Отношения Сирии и Турции пережили несколько трансформаций. До событий т.н. «арабской весны» они более напоминали стратегический альянс и имели все предпосылки к именно такому виду союза. Это движение было обоюдным и объяснялось: для Анкары – стремлением стать лидером арабского мира прежде всего через активное участие в решении палестинской проблемы; для Дамаска – поиск мощного стратегического геополитического союзника для противостояния саудовцам с одной стороны; и с целью влияния на Израиль в рамках решения проблемы Голан и палестинской проблемы в целом. Ну и с учетом членства Турции в НАТО подразумевался проект «некого мостика» с ЕС, прежде всего. Отметим, что последняя задача для Дамаска была второстепенной, так как незадолго до этого президент Франции Н.Саркози предлагал Б.Асаду очень заманчивый с точки зрения расширения контактов с Европой по всем направлениям план интеграции Сирии в создаваемое им «Среднеземноморское содружество». Но этот план был Дамаском отвергнут.

Анкара союзом с сирийцами решала задачу получения рычагов влияния на тогда еще имеющий очень серьезный авторитет в палестинской диаспоре ХАМАС. С учетом дислокации штаб-квартиры движения в Дамаске участвовать серьезно «именно с палестинского угла» в процессе ближневосточного урегулирования можно было только при условии союза с сирийцами. А «палестинская проблема» была выбрана Анкарой в качестве основного пути решения задачи по превращению в супердержаву в исламском мире, так как именно эта проблема, по крайней мере, идеологически объединяет всех мусульман. Вот почему турецкое руководство так нервно реагировало на нежелание Израиля принимать «турецкое посредничество» в деле освобождения израильского военнослужащего Гилада Шалита, захваченного ХАМАСом и продвижении мирного процесса с палестинцами.

Кроме того, Сирия по мере сближения с Турцией окончательно прекратила поддержку и финансовую подпитку (после выдворения А. Оджалана они были сокращены, но существовали) отрядов Рабочей партии Курдистана (РПК) и турецких шиитских военизированных групп, что сразу улучшило двусторонние отношения.

Ну и конечно расширение экономических связей. До сих пор Алеппо и пригороды дают до 60% изделий легкой промышленности Турции. Эта кооперация была, кстати, очень серьезной темой для раздумий кабинета Р.Т. Эрдогана, когда «сгоряча» им было объявлено о намерении ввести экономические санкции в отношении режима Б.Асада. Они так и не были введены, поскольку в этом случае серьезно страдала турецкая промышленность, а это - голоса на выборах. Ровно по этой же причине поставки электричества из Турции в Сирию прекращены не были и осуществляются до сих пор. И, кстати, заметим, что ни одного диверсионного акта в отношении ЛЭП совершено повстанцами не было, в отличие от газонефтяной инфраструктуры.

Нынешнее резкое охлаждение, а точнее сказать - «холодная война» между странами вызвана, прежде всего, все тем же стремлением Турции стать ведущей геополитической силой и авторитетным лидером мусульманского мира. Анкара, как и другие мировые «гранды», была не готова к «арабской весне». Вся ее стратегия строилась совершенно на других приоритетах: прежде всего «палестинской проблеме» и экономической экспансии. Союз с идеологическими единомышленниками в лице «умеренных фундаменталистов» в арабских странах для правящей Партии справедливости и равенства был отложен до лучших времен, так как фактически во многих странах они были под запретом и находились на полулегальном положении. И вдруг события в Тунисе, на которые Анкара не смогла должным образом отреагировать, затем такие же события в Египте. Потом наступила Ливия, где Анкара вначале попыталась играть роль посредника, а затем подключилась к операции НАТО, поняв, что решение о свержении режима М.Каддафи принято в американской и европейских столицах окончательно. Но надо отметить, что в основном это участие проходило в формате гуманитарной помощи и логистической поддержке операциям спецназа в той же Мисурате (значительная часть населения этого района имеет турецкие этнические корни). Участие в открытых военных операциях было для Анкары исключено, прежде всего, по идеологическим мотивам, которые предусматривают отказ от участия в открытых военных столкновениях. Это же мы сейчас наблюдаем и в Сирии.

Когда наступила очередь Сирии переживать внутренние катаклизмы, Анкара уже выработала новую стратегию по получению преимущества в исламском мире с учетом «арабской весны». Она «проиграла» своим основным конкурентам на этом направлении Катару и КСА и Ливию, и Египет, но приготовилась к решающей схватке. Значение Сирии для целей получения геополитического преимущества в регионе при любых режимах в ней останется приоритетным. Здесь и израильско-палестинский конфликт; близость к Израилю и Ираку, влияние на Ливан, и т.п. Но стратегия Анкары изменилась. Теперь это упор на альянс с умеренными суннитскими исламистами, которые приходят к власти в большинстве арабских стран тем (с «революциями» в Тунисе, АРЕ или Ливии) или иным (постепенной инкорпорации во власть – Марокко, Иордания) способом. Алжирский пример с недавними выборами здесь скорее исключение из общего правила, тем более в условиях низкой явки населения. Это господствующий тренд в настоящее время в исламском мире и Анкара его уловила и делает на него ставку. «Победившим арабским демократиям» предлагается «турецкая схема развития», которая безусловна, привлекательна своими экономическими успехами, наличием демократических институтов, уменьшением роли армии, и созданием завидной модели «социального лифта» для молодого поколения. А именно неразрешенность последнего момента в арабских странах во многом (конечно, наряду с прочим) и привела к т.н. «арабской весне». Недаром та же «Ан-Нахда» в Тунисе провозгласила приверженность именно «турецкой модели развития».

Поэтому вначале Анкара уговаривала Асада разрешить конфликт путем «предоставления места во властных структурах умеренным исламистам». Это, по оценке того же турецкого премьера Р.Эрдогана, «гарантировало спокойствие». Не согласимся с этой оценкой, поскольку «спокойствие в Сирии» сейчас в состоянии гарантировать совсем другие силы. Это, прежде всего светская Народно-демократическая партия (НДП) Р.Турки, интеллектуалы из «Декларации Дамаска» и верхушка бедуинских племен.

Б.Асад категорически отказался реализовать этот сценарий. Турция, у которой просто не оставалась другого выхода, начала все глубже использовать формат «тайной войны», создав на своей территории базы Сирийской свободной армии (ССА). Отметим, что Анкара только частично финансирует сирийскую оппозицию и ее вооруженное крыло, ограничившись в основном гуманитарной (лагеря беженцев) и логистической сферой. ССА насчитывает около трех тысяч бойцов, что не является определяющей в военном отношении силой. Отряды, которые в большинстве своем тем или иным способом, связаны с НДП, несравненно многочисленнее (около 10 тыс. бойцов). Командующий ССА бывший полковник сирийской армии Риад Асаад, безусловно, пользуется покровительством турецкой стороны, но деньги на оружие и «добровольцев» дают Эр-Рияд и Доха. Признание последними ССА «как единственной силы вооруженного сирийского народа» обусловлено только тем, что Турция на сегодняшний момент единственная надежная логистическая площадка для переброски в Сирию оружия и боевиков. Признание ССА было условием Анкары и суннитские монархии его приняли. Вообще этот уникальный географический и политический момент превратил Турцию в своеобразного монополиста, и та же НДП была вынуждена, в конце концов, признать и присоединиться к той же ССА, что впрочем, означает ее скорую реорганизацию.

Турецкие спецслужбы в лице МИТ в свою очередь осуществляют охрану военных руководителей оппозиции полковника Р.Асаада и генерала М.аш-Шейха. Она была усилена несколько месяцев назад после попытки их неудачного похищения, которая была предпринята сирийскими спецслужбами. Кстати, в этом им должен был помочь подкупленный агент МИТ, что потом вызвало «серьезные разборки» в руководстве турецких спецслужб.

Турция также предоставляет свою территорию для подготовки боевиков (формально под флагом ССА), переброски оружия и «добровольцев» из Ливии. Это основной канал поставок вооружения, его финансируют и курируют саудовцы и катарцы. В Турцию ливийцы прибывают «на лечение», а их размещением в специально арендованных гостиницах занимается ливийское посольство в Анкаре. Та же картина наблюдается и в Иордании, но Амман все более и более настороженно к этому относится, справедливо полагая, что, в конце концов, это может привести к победе «очередной революции» уже в Иордании.

Дамаск в свою очередь действует против турецкой подрывной деятельности примерно в том же формате. Это подпитка отрядов РПК и шиитских военных групп в Турции деньгами и оружием; акты саботажа по снабжению повстанцев оружием в самой Турции и через каналы контрабандистов, а также инфильтрация агентуры в ряды ССА. Плюс Дамаск сделал очень неплохой ход по предоставлению широкой автономии, включая создание военных отрядов, курдскому населению в стране, что создает естественный буфер на пути возможной турецкой интервенции и одновременно – базу для проведения операций курдов в самой Турции.

Что очень важно? Турция не готова и не будет открыто вторгаться в Сирию. По крайней мере, на нынешнем этапе. Здесь есть несколько причин.

1. Отрицание со стороны турецкого военного командования такого сценария без соответствующей резолюции Совета Безопасности ООН. Это, кстати, солидарная позиция всего НАТО. Отсюда заявления МИД Турции, что «позиция по Сирии будет однозначно синхронизована с Вашингтоном».

Турецкие военные предупреждают, что в этом случае армия может «увязнуть» в Сирии и втянуться в партизанскую войну с курдами. Последние проживают компактно как раз в приграничных районах, и уже фактически инкорпорированы в местные органы управления сирийскими властями. В этой зоне свободно действуют боевики РПК, которые вооружены, легально устанавливают блокпосты и нейтрализуют активность повстанцев. Там же работает и система местного самоуправления курдов. Та часть курдской молодежи, которая сейчас в какой-то степени поддерживает оппонентов Б.Асада, при сценарии турецкого военного вторжения однозначно перейдет на сторону РПК. Соответственно усилится поддержка со стороны сирийских силовиков отрядов РПК и шиитских военизированных групп в самой Турции.

Кроме того, при таком сценарии однозначно вновь возникнет «старая» проблема «спорных территорий в Искандерии». Это может мобилизовать большинство сирийского населения не против режима Б Асада, а против турецкой стороны.

Все это приводится в качестве довода в рамках консультаций турецкого руководства с саудовским, которое стремиться убедить Анкару использовать свой военный потенциал для создания «буферных зон» в Сирии (район Идлиба), которые будут использоваться как оплот для расширения экспансии повстанцев. Особенно здесь «усердствует» руководитель саудовской разведки Мугрин Абдельазиз, которого на это вдохновляет «ливийский пример». Анкара на этот сценарий не идет по вышеназванным причинам. Кроме того, в турецком руководстве опасаются, что такой вариант однозначно приведет к усилению в Сирии радикальных исламистов, которые лояльны Саудовской Аравии. А это абсолютно противоречит стратегии Турции по распространению своего влияния в регионе.

Поэтому турецкие военные пока ограничиваются разминированием территорий при технической поддержке французских частных фирм на турецко-сирийской границе, что должно серьезно расширить возможность по переброске вооружения и «добровольцев» через новые коридоры.

2. Партия справедливости и равенства (ПСР) при осуществлении своей политики в отношении Сирии вынуждена оглядываться на реакцию оппозиции внутри самой Турции. Недавние парламентские слушания и резкая обструкция со стороны оппозиционных партий вынуждает Р.Эрдогана очень тщательно взвешивать каждый свой шаг «на сирийском направлении». Любой провал здесь чреват падением рейтинга, что фактически исключает военный вариант в силу его высоких рисков.

3. Анкара не желает портить слишком активной позицией в Сирии своих отношений с Тегераном. Военное вторжение может привести к открытому боестолкновению с иранскими советниками, которые сейчас воюют на стороне режима Б.Асада или, по крайней мере, к резкому осложнению двусторонних отношений. Между тем сохранение «добрососедских отношений с Ираном» стоит в ряду приоритетов турецкой внешней политики. Здесь и совместные операции против курдских сепаратистов, и экономические резоны. Турецкая финансовая система продолжает участвовать в обслуживании поставок иранской нефти в Индию и Китай. В условиях экономических санкций против Ирана это очень прибыльный бизнес. Собственно этим определяется «очень взвешенная позиция» Турции в отношении возможного удара по иранским ядерным объектам и отказ предоставлять свою территорию для этих целей.

Кроме того, ослабление Ирана объективно усиливает турецких конкурентов по борьбе за влияние в исламском мире КСА и Катар. А это в Анкаре стараются всеми способами избежать.